В «Московском Сборнике» 1847 года напечатана статья г. Хомякова «О возможности Русской художественной школы». Оставляя другим разбор самой статьи, замечательной именем автора и странностью, не впервые, впрочем, высказанных мнении, я считаю нужным обратить внимание читателей только на выноску, находящуюся на стр. 327–328. Дело идёт о критике изданного покойным Валуевым «Сборника исторических и статистических сведений», напечатанной в Июньской книжке «Отечественных Записок» прошлого года. Может быть, некоторым из читателей ещё памятно содержание этой статьи, которой нельзя не отнести к числу замечательных явлений нашей журнальной литературы. Прекрасные особенности изложения и взгляда дают право узнать в безымённом рецензенте молодого учёного, уже известного дельными исследованиями по истории Русского права и древней Руси вообще. Но критика «Отечественных Записок» не понравилась г. Хомякову. Приводим его приговор вполне:

«Этот рецензент, по-видимому, очень добродушно уверяет меня, что Гунны не могли подвинуть Бургундов на Запад, потому де, что Бургунды жили давно уже на Рейне. Ему неизвестно, что в начале V века часть Бургундов жила ещё на верховьях Дуная у Римского вала, и что отделение Бургундов Прибалтийских было увлечено общим движением племён даже в Испанию. Ему также, по-видимому, совсем не известны критические труды Немцев о сагах и старых песнях Германии. Там мог бы он сколько-нибудь узнать про отношения Гуннов к Бургундам. Рецензент уверяет публику, что я подшучиваю над нею, говоря о разврате Франков: видно, он много читал писателей IV и V столетий. Что сказать о такой учёности? Мой деревенский сосед называет её первоклассной в таком смысле, что она годна только для 1-го класса гимназии, а и такие рецензенты ратуют за просвещение на Западный лад. Впрочем, может быть, г. критик пожелает когда-нибудь узнать что-нибудь о тех вещах, о которых он писал, ничего об них не зная, например, что-нибудь об истории Бургундов, о том, как они сражались с Гепидами на нижнем Дунае, как бежали на Запад и поселились около верховьев Майна, где жили при Валентиниане; как потом, в начале VI века (!!!), подались на самые берега Рейна вслед за народами, бегущими от Гуннов (Аланами, Свевами, Вандалами); как потом были на берегах Рейна разбиты Гуннами и, потеряв царя своего Гундихара, бежали под предводительством нового царя Гундиаха (отца Гундебальдова) на Юго-запад, прося убежища и покровительства у Римлян, и пр. На этот случай я могу рекомендовать ему на память (так как книг при мне нет) Тюрка: Розыски в области истории, тетрадь 2; Цейса: Немцы, и Миллера. Немецкие племена и их князья. Со временем можно будет дойти и до древних памятников, Западных или Византийских. Полагая, что я, таким образом, уже получил некоторые права на благодарность моего рецензента, осиливаюсь прибавить маленький совет: если он когда-нибудь вздумает опять на меня нападать, ему выгоднее будем стрелять в меня из непроходимой чащи пустых слов и теорий, чем отваживаться на открытое поле исторических фактов».

Можно позволить себе надежду, что в будущей науке, которую нам обещает г. Хомяков, критика будет говорить с бо́льшим смирением и с меньшею заносчивостью. Гордость порок Западный... Но обратимся к содержанию и рассмотрим порознь обвинения г. Хомякова.

Во-первых, Бургунды, в которых принимает такое тёплое участие автор статьи «О возможности Русской художественной школы», жили в начале V века не на Дунае, а на Майне, откуда ещё в исходе III века они делали набеги на Галлию (см. Панегирик Мамертина императору Максимиану 1, 5). Во второй половине IV столетия здесь имели с ними дело Юлиан и Валентиниан 1-й, что известно г. Хомякову (см. Аммиана Марцелина 18, 2; 28, 5). В 412 году они заняли Майнц, а в следующем году часть Прирейнской Галлии (см. Хронику Проспера Аквитанского adan. 413: Burgundiones partem Galliae propinquantem Rheno obtinuerant). То же самое и почти теми же словами в летописи Кассиодора под тем же годом. Но где свидетельство о части Бургундов, жившей будто бы на Дунае? Где вычитал г. Хомяков, что отделение Прибалтийских Бургундов было увлечено даже в Испанию? Орозий говорит, конечно, о Стиликоне, что он: Alanorum, Suevorum, Vandalorum (gentes) ipsoque simul motu impulsorum Burgundionum... suscitavit (7, 38); но дело идёт, очевидно, о тех Бургундах, которые давно жили у Римского вала и при этом случае принуждены были податься перед массою племён, шедших на Запад. Как ни велик авторитет г. Хомякова, мы осмелимся ему противопоставить тех самых писателей, на которых он так гордо указал своему противнику (см. Цейсса, стр. 468 и Ферд. Мюллера, т. I, стр. 339–340). Они говорят совсем не то, что г. Хомяков. Тюрка у меня нет, но по ссылкам на него у Мюллера можно заключать, что ж он – ненадёжный союзник нашему учёному. К Немецким исследованиям прибавим Славянское свидетельство Шафарика, которому, кажется, можно поверить. Вот его слова: «С этого времени (с 277 года) имя Бургундов не упоминается ни на Одере, ни на Дунае, но тем чаще встречаем его у Некара, а с 407 года в Галлии. Откуда же они пришли к Алеманам, а потом в Галлию, прямо ли из древних жилищ своих на «Варге, или с Дуная – это загадка, которой решение я предоставляю другим». (Slow Starožitnosti, стр. 341). Г. Хомяков смелее Шафарика: подобно древнему Эдипу, он решает все загадки. Но известно ли ему, что многие учёные сомневаются даже в тождестве северных и южных Бургундов?...

Обвинение рецензента «Отечественных Записок в незнании критических трудов о сагах и песнях Немецких едва ли у места. Здесь может быть речь только о цикле Нибелунгов. Но вопрос об отношении этих песен к истории, об их историческом содержании, не решённых величайшими учёными Германии. Ссылаюсь на Deutsche Heldensage Вильгельма Гримма, в особенности на стр. 13 и 70, потом на труды Лахмана. Впрочем, жаль, что г. Хомяков не заглянул сам в песни Нибелунгов. Он нашёл бы в самом начале, т. е. в первом стихе 6-й строфы, что Бургундские куниги жили: ZeWormsebidemRine, т. е. в Вормсе на Рейне. Предоставляя рецензенту «Отечественных Записок» лично отстаивать своё дело, не могу, однако, не заметить, что, даже при таком глубоком знании истории Бургундии, какое обнаружил г. Хомяков, рецензент имел бы полное право не говорить о том, как Бургунды сражались с Гепидами, потому что у него была в виду не история этого племени, а разбор семи страниц, написанных de rebus omnibus et quibusdam aliis (обо всём, да ещё о кое-чём). Да и что̀ сказать о войнах Гепидов с Бургундами, когда единственное свидетельство об этом находится у Иорнанда (гл. 17) и состоит только из следующих слов: «Gepidarum rex Fastida... Burgundiones paene usque ad internetionem delevit». Можно подумать, что учёный автор не читал или забыл эти места! Далее, он сообщает читателям, что Бургунды в начале VI века явились на Рейне с другими народами, бежавшими от Гуннов, что потом были сами разбиты Гуннами и ушли на Юго-запад, прося убежища у Римлян. Здесь странно смешаны и годы, или, лучше сказать, столетия и факты. Мы уже видели, когда именно Бургунды перешли за Рейн; в 485–486 они потерпели сильное поражение от Римского полководца Аэция, которого войско преимущественно состояло из наёмных Гуннов, а в 443 году получили от императора земли, лежащие на западном склоне Альп. Sabandia Burgundionum reliquiis datur... (Tironis Chronic, ad. an. 443. Ср. Цейса стр. 470). Эти места остались за ними и после рокового для них нашествия Аттилы, до самого конца политического существования Бургундского государства, следовательно, они не бежали на Юго-запад. В эпоху разложения империи, они присвоили себе силою Рейнскую долину. Теперь предложим иной вопрос: как могли Гунны разбить Бургундов в VI веке, когда с половины V века, т. е. после смерти Аттилы и междоусобий его сыновей, нет более Гуннского царства? На кого же падёт упрёк в незнании? Кому следует учиться? Здесь дело идёт уже не о Византийских или Западных источниках, которые г. Хомяков обещает со временем показать своему критику, а о тех сведениях, которые можно почерпнуть из книги покойного профессора Кайданова...

Во-вторых, писатели IV и V столетий немного сообщили бы рецензенту «Отечественных Записок» известие о разврате Франков, за который так упорно держится г. Хомяков. Эти писателя весьма бедны сведениями о внутреннем быте Франкского племени. Григорий Турский, Прокопий, другие важные источники в этом отношении – все принадлежат к VI веку... Трудно, впрочем, понять такое озлобление против целых племён. Найдётся ли хотя один народ, который в продолжение своего исторического существования был постоянно нравствен или порочен? У каждого есть свой характер, своя духовная особенность, которая никогда не стирается; но разврат народный есть всегда следствие данных временем обстоятельству преходящих влияний, и потому сам бывает преходящим явлением, не более.

Зачем же было поднимать такой громкий клич? К чему было пугать робких своею силою на открытом поле исторических фактов? Это поле скользкое, и как ни крепок на ногах автор статьи «Московского Сборника», он может оступиться.

У г. Хомякова есть безусловные противники. Согласиться с ним невозможно. Его обширной образованности, его многосторонним дарованиям нельзя отказать в признании. Но, являясь органом нового мнения в обществе, новой школы в науке, осуждая так строго ограниченность Западной мысли и поверхностность согласившихся с нею в России, он должен был поддержать достоинство своих убеждений уважением к истине и добросовестностью трудов. Русской, да и всякой другой публике, мало дела до Бургундов; она никого не обязывает говорить ей об их истории, но никому не даёт права себя морочить. Вопрос этот касается собственно до одних учёных в узком смысле слова; он требует мелких разысканий, справок и т. д., – а г. Хомяков перенёс его в сферу лёгкой литературы! Вместо дельных опровержений, он бросил в своего рецензента несколько колкостей, подкрепив их, по учёной привычке, ссылками на три книги, которых, по собственным словам, у него не было под рукой, да на деревенского соседа, своеобразно разделяющего учёность на классы. Неужели новая наука, во имя которой говорит г. Хомяков и другие, разделяющие его образ мыслей, останется при таких начатках? Обещания её мы слышали давно, так давно, что они перестали для нас быть надеждами и превратились в воспоминания. Где ж исполнения? Где великие, на почве исключительной национальности совершенные, труды, пред которыми могли бы сознавать своё заблуждение люди, также глубоко любящее Россию, следовательно, дорожащие самостоятельностью Русской мысли, но не ставящие её во враждебную противоположность с общечеловеческою и не приписывающее ей особенных законов развития? Из всех свойств молодости новая наука обнаружила, преимущественно через г. Хомякова, одну только самонадеянность. Во всех остальных она действует осторожно, довольствуется общими формулами, неохотно вдаётся в опасность частных разысканий и редко выходит в открытое поле исторических фактов, на котором, до сих пор, – употребим выражение великого Петра, – она «в авантаже не обреталась».

Москва,

25 Марта 1847.