Так кончил поприще своё князь Мадатов, не на поле битвы, где опасность как будто щадила жизнь, беспрестанно ей подверженную, но на мирном одре, когда труды войны уже миновались и побеждённая Порта признавала непобедимость оружия Русского. Судьбой определено было князю встретить тихий конец на земле неприятельской, свидетельнице его подвигов в юношеских летах и его блистательных дел в летах мужества. Нелицемерная горесть сподвижников и глубокое почтение побеждённых врагов сопровождали его гроб.

И то лестно! И то награда за жизнь трудов и сражений!

Обращая взор на пройдённый им путь, на его дела, характер и память им оставленную, смело можем выразить следующее о нём мнение. Природа создала его воином. Несмотря на недостаток просвещения, будучи одарён необыкновенно ясным и сметливым умом, силою воли и решительностью, он заменял светлою и быстрою догадкой те познания, которые другим едва доставляет наука. Верность взгляда никогда ему не изменяла, ни при избрании военной позиции, ни при осмотре сил у позиции неприятеля. Ясность его соображений часто удивляла даже тех, которым она уже была знакома. Самый поверхностный осмотр нового для него края был достаточен, чтоб доставить ему совершенное познание местности.

Несколько встреч с противником новым, и он уже постигал его характер. Никогда не ошибался он, назначая точку, где следует дать отпор неприятелю или где следует нанести ему удар. Минута же решительного движения, всегда им наперёд угаданная, находила его всегда готовым.

Но верность взгляда и соображений, ясность ума и догадки встречаются во многих полководцах и остаются бесполезными. Они достаточны для советника, не достаточны для вождя. Мадатов соединял с ними другие важнейшие качества: личную храбрость, которая не бледнела ни перед какой опасностью, ледяное хладнокровие, которое не смущалось никакой неожиданностью и, что всего реже, – то нравственное мужество, которое не пугается никакой ответственности. В решении смелый, он был необыкновенно быстр в исполнении своих намерений, и эта быстрота, величайшая сила в деле войны, отличительная черта её гениев, Наполеона и нашего Суворова, была верною порукою в успехе всех предприятий князя Мадатова. Изумлённый ею неприятель, несмотря на превосходство сил, на выгоды местности или оружия, терял и возможность ими пользоваться, и время, нужное для соединения своих масс, и ту самоуверенность, без которой успех невозможен.

Эти выводы невольно представляются уму при рассмотрении постоянных успехов князя Мадатова против сил несравненно превосходных, важных последствий, достигнутых им с весьма ограниченными средствами, необыкновенно малой потери, понесённой войсками его в самых блистательных победах. В молодости весёлый нрав приобрёл ему любовь товарищей; с подчинёнными он был ласков, при соблюдении строгой дисциплины, любил солдат, имел о них всегдашнее попечение, воспламенял их дух, обхождением возвышал их нравственную силу и тем вселял в них к самому себе ту доверенность, которая ведёт к успехам. Счастливый во всех своих предприятиях, он верил своему счастью, и оно никогда ему не изменяло. Эту веру в свою звезду часто замечали в великих полководцах. Поверхностные наблюдатели смеются над ней; более глубокомысленные уважают её, ибо в ней соединяются и истинная сила, и чувство силы. Прибавим, что он верил в душу Русского солдата и в сочувствие его с начальником, и оттого под его начальством войска шли весело, говоря: «Мы знаем, что с ним ни один человек даром не пропадёт».

С капитанского чина князь Мадатов брал грудью все отличия, все награды: так говорил он сам, и так скажут все, знавшие его службу.

Он жил и умер, как верный сын отечества, неизменный в преданности к своему Государю, в постоянной заботливости о славе России.

«Се n’est qu’une pierre tumulaire là où j’aurais voulu voir un mausolée. Telle est l’action des circonstances et de la gêne, qu’impose un sujet où l’on doit taire tout ce qui mériterait d’être dit et où l’on ne peut pas rendre justice, parce qu’en jugeant un illustre mort il faudrait aussi juger des vivants médiocres et jaloux».

«Le tout est ce que cela pouvait être. Il servira à conserver la mémoire d’un brave, digne du souvenir de la patrie; mais, comme je vous l’avais dit dès le commencement, il ne lui rend pas entièrement justice, parce qu’elle ne peut lui être rendue que par la comparaison de ce qu’a fait le Prince avec ce que les autres n’ont pas fait, ou avec ce qu’ils ont gâté. La lecture de l’ouvrage, et surtout des pièces justificatives, m’a prouvé que la Géorgie a été témoin des même choses qui se sont passées sous mes yeux en Turquie. De grandes erreurs étaient commises, le Prince venait les réparer, et puis, quand il avait cueilli les lauriers, arrivaient des ordres qui l’empêchaient d’achever la couronne».