Напечатано в 1 книге Русской Беседы 1857 года, без имени автора.

М. г. Александр Иванович!

В Русской Беседе и Современнике, между вами и г. Журавским, идёт весьма занимательный спор о железных дорогах. Лучше сказать, спор идёт не о железных дорогах, и даже не о направлении их с тех пор, как г. Журавский перестал настаивать на Саратово-Орловском тракте, а только о направлении одной дороги, именно Центро-Балтийской. Положим, естественный её конец Либава – порт всегда открытый; но где же быть центру, от которого ей отправляться? Г. Журавский стоит за Орёл, вы за Москву. Но и тут ещё спор смягчается. И вы согласны на дорогу из Орла, соединяющуюся с Московско-Либавскою, и он мог бы согласиться на дорогу из Москвы, примыкающую к Орловско-Либавской; но и вы, и ваш противник справедливо признаёте, что не все дороги одинаково нужны, и что в порядке построения нужнейшие, главные должны быть приведены в исполнение прежде других. Которое же сообщение нужнее? С которого начать? Вот вопрос. Дело изучили вы оба; вы вероятно с торговой, он по преимуществу с технической стороны (что, разумеется, не мешает и знанию торговых соображений): учёным и книги в руки. С чего бы мне мешаться в это дело? А вот видите: я Туляк, мой тоже интерес связан с постройкой Центро-Балтийской дороги; выходит, как говорится по латыни: nostraresagitur* (*Дело касается нас – лат. Корр.). Как же не сказать словца?

А впрочем, как подумаю, опять мне едва ли не всё равно, что̀ из Орла, что̀ из Москвы. Я ведь от них в равном расстоянии. Ну что же? Тем лучше: я буду беспристрастен. А всё-таки дело занимательно, и нельзя не сказать словечка, хоть и неучёного.

Где данные для сравнения этих двух центров, Москвы и Орла? Какое собственное значение каждого, и как относятся они оба к земле, которую они должны представлять на рынке всемирной торговли?

Самый дебаркадер или складочное место не значит ничего. Значение имеет только область, которая снабжает его товарами. Сравним в этом отношении Москву с Орлом.

Для этого сравнения сначала надобно отстранить некоторые предубеждения; во-первых то, что в хлебной торговле пшеница одна заслуживает внимания; во-вторых то, что будто бы область на Север и Северо-восток от Орла сама небогата хлебом, и, следовательно, в торговле хлебной неважна. И в том, и в другом есть доля правды, но только доля. Балтийское море торгует разными хлебами столько же, сколько и пшеницею, отчасти рожью, весьма много овсом, и по всей вероятности со временем потребует немало ячменю. Пшеничный же торг преимущественный есть и будет всегда Черноморский. Что касается до бедности хлебом области на Северо-восток от Орла, то нам Тулякам известно одно: Харьков никогда нас не кормил, а мы (на мою память) его кормили не раз, а в 1833 году спасли его от настоящего голода.

1) Возьмём же Московский и Орловский дебаркадеры (по-русски, по-моему, просто пристань) и очертим около них круги одинакового радиуса; для радиуса возьмём самое расстояние этих городов, которое почти равняется мере возможного гужевого извоза (наших обозов). Северное полукружие Орловское и южное Московское будут почти тождественны; и во сколько они совпадут, интересы их будут отчасти клонить к Москве, отчасти к Орлу, так что разница будет крайне незначительна. Затем останутся небольшие части полукругов, которые будут или решительно в пользу Орла, или решительно в пользу Москвы: они друг друга, почти уравновешивают и едва ли не уравновесят вполне при существовании неизбежной Саратовско-Московской дороги. За всем тем нет сомнения, что в этом отношении Орёл представляет некоторое преимущество. Но далее: всё или почти всё южное полукружие Орловское не нуждается в Балтике, ибо оно получает превосходный сбыт на ближайшее к нему Чёрное море; а всё северное полукружие Московское находит в Балтийском сбыте незаменимые ничем выгоды. Итак, общее сравнение или даёт преимущество Москве, или, по крайней мере, оставляет вопрос нерешённым.

2) Тот только складочный пункт выгоден, который представляет не один сбыт, а множество разных сбытов. Москва не возит хлеба за границу, а её торговля хлебная и теперь превосходит Орловскую со всеми её заграничными оборотами. Москва не знает ни Чёрного моря, ни Балтики, а её хлебные капиталы (значит, и сбыт) огромны, Орёл же город весьма не сильный торговыми капиталами. Торговля хлебная, единственно заграничная, не вполне благонадёжна. Хлеба дома держать нельзя, а если Англия хлеба не требует или даёт дёшево, то Орёл остаётся вовсе без сбыта, и огромное потрясение происходит во всей извозной промышленности и во всей торговле. Москва, как самостоятельный хлебный рынок, даёт ещё ход товару. Тут выгода огромная в пользу Москвы.

3) Тот только путь истинно выгоден, который, кроме конечных пунктов, представляет ещё надорожные пункты, имеющие самостоятельное значение. От Орла до Балтики ни одного такого пункта назвать нельзя; ибо для торговли внутренней путь Московский ничем не уступает Орловскому; но на Московской дороге или весьма близко к ней лежит главная Двинская пристань – Белой (вернее – Белая, как её местные жители называют) и, при понижении цен заграничных, ещё остаётся возможною водяная доставка по течению весною, правда, менее верная и не соответствующая всем требованиям торговли, но зато гораздо более дешёвая. Такое соединение водяного сообщения с сухопутным, дешёвого с быстрым, представляет выгоды неисчислимые: опять в пользу Москвы.

4) Наконец, то́ место по преимуществу можно назвать центром, которое наиболее обеспечено самим товаром. В этом отношении Москва, при неурожае на Юго-востоке и Востоке (в Тульской, Рязанской и части Тамбовской губернии) представляет, по-видимому, столько же невыгод, сколько и Орёл, в случае неурожая в прилежащей к нему северо-восточной и восточной полосе (в Орловской, в части Курской и Воронежской губернии, ибо южнее земля тянет к Чёрному морю); но это совсем не так. С небольшим в трёхстах вёрстах от Москвы лежат самые огромные хлебные запасы во всей России, и по первому востребованию они могут явиться на Европейских рынок, уничтожая всякое соперничество и удовлетворяя всякой нужде. Эти же запасы, которым равных конечно Орёл никогда иметь не может, представляют ещё ту выгоду, что они, в случае нужды, скорее поспеют на пристань (даже прежде уборки новых хлебов) и что, будучи заготовлены для разнообразных требований внутренней, а не для одной внешней торговли, они будут всегда собраны в огромных размерах. Одно это обстоятельство, как мне кажется, решает уже окончательно вопрос в пользу Москвы и должно убедить вашего умного и просвещённого противника.

Итак: сперва Московско-Либавскую, а потом уже вспомогательную Орловскую.

Я кончил. О самом деле кончил, но не могу не сделать маленького замечания на несколько слов г. Журавского, которые и вы приводите: «только в Москве не хотят обращать внимания на быстрое развитие городов в южной России, на соединение в одной стране богатств ископаемого, растительного и животного царств». Да из чего же видно, «что внимания обращать не хотят?» Вот я, например, Туляк (следовательно, тоже Москвич) давно всему этому радуюсь и знаю многих, которые разделяют со мною это чувство. Из чего же видна ваша Московская слепота, вольная или невольная? Кажется, у вас даже Общество Сельского Хозяйства хлопотало и хлопочет об усовершенствовании некоторых отраслей промышленности на Юге, даже на Кавказе. Доказательство сочувствия и зоркости налицо; где же признаки слепоты? Далее: «в Москве не хотят замечать, что с населением и разработкой естественных произведений южной полосы, центр России всё более и более передвигается к Югу». Этого точно не замечают, да и не хотят, да и не могут заметить. Процветает Прикаспийский край? Подвигай туда центр! Процветает Сибирь? Туда! Бедный центр, осуждённый на шатание со всяким шагом России вперёд! Созидаются, правда, новые центры торговли и общительности на Юге; будут созидаться и на дальнем Востоке, и, слава Богу! Это совсем ещё не шатание и не перекочёвка центра России. Далее: или лучше сказать, там всё это видят, но под влиянием идеи, что Москва есть сердце России, готовы интересы всей массы народа принести в жертву этому сердцу». Какие же вы все в Москве странные эгоисты! Вы же и Славянофилы, и всех Славян любите чуть-чуть не зловредною любовью; а теперь, только начинает расти южный край вашего же отечества, вас сейчас зависть точит. Сколько на вас грехов! Харьков отобьёт у вас шерстяную торговлю, Бахмут каменноугольную, Киев пшеницу или что-нибудь другое, а уж Бердянск, Ейск и Феодосия совершенно отрежут от вас Чёрное море, которое без них было бы к вам ближе. Полноте! Как не стыдно вам так думать? А, пожалуй, вы совсем так и не думаете; пожалуй, вы совершенно разумны и сочувственны и радуетесь всякому добру и преуспеянию на юге точно так же, как радовались с восторгом славе Гоголя, никак не думая, чтобы его Малороссийская слава роняла честь северного художества. Да вас и за это по головке не гладили. Видно, Москве никогда правою не быть; а мы всё-таки скажем: «дай Бог здоровья старушке!»

Жаль мне было прочесть у г. Журавского строки, которые вы привели. Они ничего не доказывают, кроме того, что в каких-то местах и каким-то людям Москва не мила. Но не следовало такому просвещённому человеку и полезному деятелю давать выражение чувствам, которых сам он вероятно совершенно чужд. Примите, м. г. уверение, и проч.

Тула,

Декабря 20 дня, 1856 года.